Я родился и вырос в Камышлы на севере Сирии на границе с Турцией. Я ходил там в школу двенадцать лет. Когда мне было тринадцать, после школы я начал работать электриком. Это была приятная и интересная работа, я многому научился, а также хорошо зарабатывал, иногда по 100 долларов в месяц. Я проработал там от восьми до девяти лет, в основном по вечерам до 9 вечера. Позже, конечно, я зарабатывал больше, около 500 долларов в месяц. Я научился многим вещам, просматривая их в Интернете, а также смог работать самостоятельно. Однажды я сам установил электрическую систему во всей стоматологической практике для китайской компании. Они дали мне план, и я работал по нему. Это не было проблемой. В школе я чинил компьютеры. Конечно, я сделал это бесплатно.
У меня был учитель, который поддерживал меня и советовал поступать в университет. Я четыре года изучал коммерцию и экономику в Алеппо, пока не пришла война и не положила конец моей университетской карьере. Почти все мои аттестаты и бумаги из университета были потеряны в результате войны. Еще до войны я жил в Дамаске, а не в Алеппо, и всегда ездил в Алеппо на учебу. В Дамаске я также работал электриком. Я тогда остался там, жил и работал один в Дамаске в общей сложности десять лет, один раз в год на российскую компанию, а остальное время самостоятельно. Я хорошо зарабатывал, вел хорошую жизнь, мог позволить себе хорошую машину и даже думал о покупке дома. Но потом война все разрушила. Сначала я думал, что безумие закончится через год или два, но оно так и не закончилось.
В 2018 году я вернулся в Камышлы, так как Камышлы в значительной степени находился в руках курдов, там были неоднократные обстрелы со стороны турецкой армии, которая якобы выслеживала террористов. Я видел людей, лежащих на улицах, трупы без голов, с оторванными ногами и ступнями. Однажды в результате взрыва бомбы был взорван грузовик. Я нашел на улице старушку, которая была еще жива, подобрал ее и отвез на своей машине в больницу. Потом она умерла там. После этого я неделями не мог нормально спать, и впервые у меня появилась мысль, что, возможно, я смогу покинуть родину.
Когда мне понадобился новый паспорт, мне пришлось обратиться к властям в Камышлы. Через три месяца пришла полиция и хотела завербовать меня бойцом войск Асада. К счастью, меня не было дома, и мой отец отложил ее. Когда они ушли, он позвонил мне и сказал не приходить домой. Я тогда спрятался у дяди. Тем временем мой отец организовал мой побег. Я не знаю точно, как он это сделал, но у него было много контактов. Через месяц все было готово. Я собрала сумку и поцеловала родителей, братьев и сестер на прощание. С тех пор я ее больше не видел.
Вместе с пятью другими взрослыми и двумя детьми лет двенадцати-тринадцати мы пересекли границу пешком. Мы прождали около восьми часов в маленькой деревне, потом приехал турок на большой машине и повез нас в Измир. Мы пробыли там в домике сутки, потом на другой машине продолжили путь в Стамбул. Я смог пожить двадцать дней у старшего брата, который жил там давно и имел действительные документы. Тогда мне пришлось уйти. Мужчина отвел меня в другую квартиру, где я пробыла полтора месяца. Отец все организовал.
В конце концов, мы собрались в этой квартире большой группой, семь женщин и еще пять мужчин, кроме меня. За нами приехал небольшой фургон без сидений. Нам пришлось бросить телефоны и залезть в трюм. Через полтора часа машина остановилась на автостоянке, и нам пришлось пересесть на грузовик. У нас также была пожилая женщина лет 60, которая плохо ходила, и я помог ей сесть в машину.
Вагон был полон сосен для продажи в качестве рождественских елок. Мы оказались в ловушке между ними, нам пришлось сидеть на полу, и у нас почти не было места или воздуха для дыхания. Я испугался, но старуха меня успокоила и подбодрила. Нам дали только основную еду, немного хлеба и несколько фиников, и было холодно, и мы все были одеты только в джинсы и футболки и ужасно мерзли. Нас заперли вот так на шестнадцать часов.
Затем был небольшой перерыв, может быть, четверть часа. Мы понятия не имели, где находимся. После этого нас снова заперли, и мы ехали еще восемь часов.
Наконец мы резко остановились, двери распахнулись, и мы стояли посреди поля, ни домов, ни деревьев, ничего. Было снежно и холодно, и один из мужчин пошутил и сказал: «Хорошего пути!», после чего они оставили нас и уехали.
Не прошло и часа, как подъехал старенький микроавтобус, мы втиснулись в сиденья и поехали часов девять-десять. К вечеру мы подошли к отдельно стоящему дому, вероятно, старой ферме. Там нас накормили и разрешили сделать короткий звонок с чужого мобильного телефона, который нам дали. Я разговаривал с отцом по телефону, и он успокоил меня и сказал, что все будет хорошо. В общем, я пробыла в этом доме с другими мужчинами неделю, женщин, в том числе симпатичную старушку лет 60, забрали раньше. Позже я узнал, что мы были в Румынии, недалеко от Тимишоары.
Затем нас, мужчин, подобрали в маленьком семиместном автобусе. Помимо водителя, среди зазывал были еще молодые мужчина и женщина лет двадцати с небольшим. Они сидели впереди, а мы должны были залезть в деревянный ящик в задней части трюма, потому что в тот момент было очень много опасных проверок. Но это займет всего час. Я протестовал, но мои товарищи по несчастью сказали, что это ненадолго, поэтому я наконец сдался. Нам пришлось раздеться до трусов, потому что в боксе было очень жарко, и мы могли сидеть только очень близко друг к другу. Когда мы все оказались внутри, на нас забили коробку и тоже накрыли ковриками. Это было как в гробу. Нам не хватало воздуха и воды, и мы оставались взаперти около 3 часов. Затем мы сделали пятнадцатиминутный перерыв на стоянке автострады. Нам дали попить, разрешили покурить и можно было немного подвигаться. Хотя все должно было длиться всего час, нам пришлось вернуться в бокс. Сказали, что это ненадолго, скоро будем.
Но это продолжалось часами. Мы все были в поту и очень напуганы, потому что не могли дышать. Было темно, и мы не могли проверить часы и потеряли чувство времени. Жара становилась невыносимой. Один из других мужчин потерял сознание, и я подумал, что он мертв, и запаниковал. Меня начало трясти, и я больше не мог себя контролировать. Так что я безумно стучал по крышке гроба, потому что теперь это действительно казалось ящиком. Я просто хотел выбраться из этой могилы. В любом случае, я не знаю, откуда у меня появилась сила, но крышка, наконец, треснула, и тогда меня действительно выпустили. Но только я, потому что я был нарушителем спокойствия, и они боялись, что я их разоблачу.
Я сказал: «Мне все равно, я просто хочу уйти.» Мне дали воды, а также кофе со льдом и сигарету. Тогда они сказали: «Вы достигли своей цели! Остальные продолжат движение».
Мне пришлось выйти из машины и вернуть штаны и рубашку. Я также хотел свой мобильный телефон. Итак, старший из двух мужчин искал мой смартфон среди всех собранных сотовых телефонов, но перед тем, как отдать его мне, удалил все данные.
У меня все еще было 25 евро в кармане, больше ничего. Мой перелет стоил больших денег, 2600 долларов только за перелет из Сирии в Турцию, остальное еще 9500 евро. Был прохладный майский вечер. По крайней мере, девушка немного пожалела и дала мне старую потертую куртку. Это было 17 мая 2020 года, я прибыл в Аугсбург, но в тот момент я этого не знал.
Сначала я бегал совершенно бесцельно, наконец сел на ближайший поезд и вышел на Кёнигсплац. Там я услышал двух мужчин, говорящих по-арабски. Однако они боялись связываться со мной, потому что я был нелегалом и без документов. По крайней мере, мне сказали, как добраться до вокзала, потому что я хотел заявить в полицию и надеялся найти там офицера. Я тщетно искал. Но привокзальный книжный магазин помог мне. Человек у кассы позвонил кому-то, еврею, который говорил по-арабски, и он был очень дружелюбен со мной, а также отвез меня в полицейский участок.
Там у меня появился переводчик, говоривший на курдском языке, меня осмотрели, подвергли личному досмотру, что мне показалось весьма неприятным, а также выдали временное удостоверение личности. Я должен был явиться в так называемый пункт первичного приема. Они дали мне адрес и просто хотели отправить меня в таком виде. Я пожаловался, что не знаю дорогу, но один из полицейских только сказал: «Ты приехал сюда один из Сирии, и теперь сам не можешь попасть в лагерь!?»
Поэтому я сел в такси и потратил 20 из оставшихся 25 евро, чтобы поехать на первый прием в Леххаузене. Всего через два дня меня перевели в другое учреждение, сначала в Аугсбург, а затем и в Габлинген. К сожалению, это было в середине периода Короны, и нам не разрешалось выходить из дома. Я был в Габлингене в общей сложности четырнадцать дней, затем я приехал в Ульм. Я пробыл там два месяца и, наконец, мне разрешили покинуть приют для беженцев и отправиться на прогулку. В ноябре 2021 года я приехал из Ульма в учреждение в Герстхофене, где я до сих пор зарегистрирован, но на самом деле я больше не бываю там очень часто.
По чудесному совпадению, через два месяца после переезда в Герстхофен я отправился на прогулку в ботанический сад в Аугсбурге и встретил свою нынешнюю жену. Мы знали друг друга с тех пор, как вместе ходили в школу в Камышлы, но потом потеряли связь. Я понятия не имел, что она была в Германии со всей своей семьей в течение семи лет. Они все уже очень хорошо интегрированы, почти все имеют немецкое гражданство, она даже прошла курс С1 и сдала экзамен, а у одного из ее братьев есть отличный ресторан в Розенхайме.
Мы с ней потом регулярно встречались, поженились по мусульманскому обычаю и теперь у нас есть девятимесячный сын, которым мы очень гордимся. Гражданский брак еще не завершен, потому что нам еще нужны бумаги из Сирии, а получить их не так-то просто. Моя семья, мои родители, три сестры и один из моих братьев все еще находятся в Сирии, и, конечно же, я поддерживаю с ними постоянный контакт. К сожалению, они не могут приехать в Германию. Но, к счастью, я нашел здесь новую семью. Мы с женой ищем новую, большую квартиру, но найти квартиру сейчас не только для нас сложно.
Я посещаю интеграционный курс уже несколько месяцев и надеюсь скоро сдать экзамен B1. Тогда я сначала хотел бы получить водительские права и поработать какое-то время. Я уже проходил стажировку у электрика, который уверил меня, что сможет очень хорошо меня использовать. Но вам нужны водительские права и лучшее знание немецкого языка. В долгосрочной перспективе я, возможно, также захочу пройти стажировку. Я определенно вижу для себя хорошие перспективы, потому что я привык работать самостоятельно, у меня много идей, а также я хорошо разбираюсь в компьютерах.
Чтобы больше общаться с немцами, я несколько месяцев работал волонтером в «Каритас». Но теперь они там никому не нужны. Пожилая дама, с которой я люблю общаться, дала мне совет попробовать вступить в добровольную пожарную команду. То, что она сказала, звучало хорошо, и я думаю, что попробую.
Мой немецкий все еще нуждается в улучшении, но я рад, что теперь я могу многое делать самостоятельно: заполнять формы, назначать встречи, а также сам ходить и разговаривать на встречах. Это неплохо.
Если бы мне пришлось дать другим беженцам один совет, я бы сказал, что очень важно многому научиться, особенно языку. Таким образом, у вас есть все варианты здесь.
Германия уже стала для меня чем-то вроде второго дома. Я думаю, что люди здесь все очень дружелюбны и много смеются. Мне нравится, что. Прежде всего, здесь нет ни тирании, ни несправедливости. Мой сын очень важен для меня. Родители учат детей морали о том, что правильно и что неправильно в жизни. И я хочу быть хорошим отцом для своего сына.
Спасибо, Ахмад, за смелость рассказать эту историю здесь!