Меня зовут Реза, мне двадцать пять лет. Десять лет назад, в пятнадцать, я покинул родину, Афганистан, и с тех пор не видел свою семью.
Я вырос в небольшой деревне, состоящей примерно из двадцати домов, в Майдан-Вардаке, провинции к юго-западу от Кабула.
Моя семья жила неплохо. Мой отец работал на правительство, а также владел автосалоном с несколькими сотрудниками. Как и почти у всех в деревне, у нас было несколько животных: две коровы и пять или шесть кур.
У меня пятеро братьев и сестёр: три сестры и два брата. Я старший.
В деревне была только одна школа-палатка, которую я посещал восемь лет. Там было мало возможностей для учёбы, и я не окончил школу. Но, по крайней мере, я немного выучил английский за два года, что часто было очень полезно. После школы нам обычно приходилось идти в мечеть. Наша жизнь была неплохой, но Вардак – это провинция, где живут вместе представители многих этнических групп, что часто приводит к конфликтам. Наша семья принадлежит к хазарейцам, этнической группе, которая всегда подвергалась преследованиям и дискриминации. Ещё в XIX веке многие из них были убиты пуштунами, а в наше время – радикальными исламистскими террористическими группировками Талибан и ИГИЛ.
В нашей деревне мы подвергались нападениям кучи, кочевой народности, состоящей в основном из пуштунов, которые часто совершали набеги на нашу деревню, забирали скот и терроризировали нас. Когда они наконец убили двух наших соседей, мой отец решил, что нужно что-то делать. Он отправил мою мать и нас, детей, к своему зятю в Газни. Через несколько недель он решил, что я достаточно взрослый, чтобы окончательно покинуть страну. Вместе с дядей он организовал мой побег.
Я мало что помню и мало что понимал, потому что был ещё слишком мал. Мужчина отвёз меня в Кабул, город, который казался мне невероятно огромным и который я видел впервые. В аэропорту он дал мне мой паспорт и фотографию человека, который должен был встретить меня и посадить на самолёт в Турцию. Мужчина на фотографии уже ждал меня с моим бейджиком. Я прожил у него в доме две-три недели, а потом посреди ночи – должно быть, около часа ночи – он отвёз меня к автобусу, который отвёз меня к морю вместе с ещё примерно 35 людьми. Около шести или семи утра нас посадили в резиновую лодку и спросили, может ли кто-нибудь управлять лодкой. Один из мужчин даже вызвался, и мы отправились в путь. На борту было четыре семьи с маленькими детьми.
Как я позже узнал, время для переправы было выбрано неслучайно. Это был праздник разговения, Курбан-байрам, потому что полиция тоже собиралась праздновать в этот день. Мы сидели в лодке, плотно прижавшись друг к другу, но переправа прошла относительно без проблем. Но когда мы приблизились к берегу, один из мужчин, знавший, как всё должно происходить, проделал дыру в резиновой лодке, чтобы греческая полиция не смогла отправить нас обратно.
Полиция действительно прибыла. Несмотря на то, что лодка была сломана, они не пускали нас на берег. Мы застряли там на пять или шесть часов, пытаясь устранить течь, заткнуть дыру и постоянно вычерпывать воду. Дети плакали, и даже один из мужчин плакал. К счастью, мы все были в спасательных жилетах, потому что некоторые из них упали в воду.
Потом наконец прибыл большой катер, забрал нас всех на борт и высадил на острове – не помню названия. Нас отвезли в лагерь, кажется, он принадлежал ЮНИСЕФ, где у нас сняли отпечатки пальцев. Примерно через месяц я получил документ, предписывающий покинуть страну в течение трёх дней.
У меня остались деньги от человека, который отвёз меня в аэропорт Кабула, около 300 евро. На эти 50 евро я смог оплатить паромную переправу и добрался до Афин.
Там был парк, где всегда собиралось много беженцев; кажется, он назывался Александровский парк. Я позвонил дяде, он дал мне номер телефона контактного лица и выслал мне деньги.
Через два-три дня я отправился в Македонию, оттуда в Сербию, где оказался в другом лагере и получил документ, в котором говорилось, что я должен покинуть страну не позднее чем через 30 дней.
Поэтому я отправился в Венгрию, а именно в Будапешт. Там, я помню, был ещё один парк, где тоже встречалось много иностранцев. И я снова позвонил дяде. Он сказал, что мне нужно ехать в Швецию.
Но я встретил афганскую семью, которая очень хотела поехать в Германию, и они хотели, чтобы я поехал с ними, потому что они не могли общаться, хотя я говорил по-английски. Затем мы поехали в Мюнхен на большой машине, кажется, «Мерседесе», за 500 евро на всех. Я провёл там несколько дней в парке, где также жили бездомные. На дворе был август, и спать на улице было довольно комфортно. Но мне также хотелось продолжить путь в Швецию. Поэтому я пошёл на вокзал, чтобы посмотреть расписание пересадок.
Я смотрел на табло и понятия не имел, куда мне ехать. Сзади меня на плечо легла чья-то рука. Я вздрогнул, обернулся и увидел, что за мной стоят двое полицейских, мужчина и женщина. Они спросили меня по-английски, куда я хочу ехать. Я ответил: «Швеция». Они посоветовали пересадку до Мальмё, на которую я сел без лишних вопросов.
Выйдя в Мальмё, я первым делом купил круассаны и спросил кассира, как добраться до Швеции. Он посмотрел на меня довольно странно, и я наконец понял, что Швеция — это не город, а страна. Случайно я встретил афганца, который приютил меня и объяснил, что мне нужно зарегистрироваться в иммиграционной службе. Поэтому я поехал в Стокгольм, где у меня было собеседование, длившееся около получаса. Женщина была очень любезна и спросила, какую погоду я предпочитаю: холодную или тёплую, и хочу ли я поехать на север или на юг.
Затем я оказался в лагере в Эстерсунде. Это был один этаж в совершенно обычном жилом доме. Мы жили там с 12 молодыми людьми и сменным персоналом в общей гостиной. У каждого была отдельная комната, а остальные помещения были общими. У нас даже был бильярдный стол. Кроме меня, там были две девушки откуда-то из Африки, три сирийки, одна иранка, а остальные тоже были афганками. Это было нормально. Я прожил там три года, до восемнадцати лет. Потом у меня появилась собственная квартира, но, конечно, я продолжал общаться со своими консультантами.
По прибытии в Швецию я сначала три месяца посещал курсы, где изучал только местный язык, а затем провёл остаток учебного года в восьмом классе обычной школы. После летних каникул я продолжил учёбу в девятом классе. Я очень усердно учился, даже дома, и мне посчастливилось познакомиться с девушкой, с которой я подружился. Она и её родители очень меня поддерживали. Я перешёл в старшую школу и окончил её в 2020 году. Также я подрабатывал в супермаркете.
Я планировал изучать гражданское строительство, но сначала хотел поработать год или два, чтобы заработать немного денег. Так делают многие выпускники школ в Швеции.
Поэтому я продолжил работать в супермаркете, а также в больнице, где помогал на кухне и с уборкой. Правда, в последнем я проработал недолго.
Всё могло бы быть хорошо, если бы не возникли проблемы с моим заявлением о предоставлении убежища. Я подал его в 2015 году и три года ждал решения. Предположительно, из-за нехватки персонала для его обработки. А потом некоторые документы моего отца пропали, и заявление отклонили. Мой адвокат обжаловал отрицательное решение, и, поскольку я хорошо учился, мне разрешили остаться до окончания средней школы.
После этого мой адвокат подал ходатайство о продлении моего вида на жительство. Я прошёл все инстанции, но в октябре 2022 года я получил уведомление от высшего миграционного органа о моей депортации. Однако, поскольку в Афганистане к власти пришли талибы, депортаций пока не было.
Тем не менее, мой адвокат сказал, что мой статус весьма неопределён: у меня нет ни документов, ни прав. Он посоветовал мне попробовать Германию, поскольку она только что пообещала принять многих афганцев, находящихся под угрозой из-за талибов. В Германии мои шансы, вероятно, были выше. Поэтому я решил попробовать. 15 мая 2023 года я приземлился в Берлине, зарегистрировался в органах власти и подал заявление о предоставлении убежища. Оттуда меня отправили в Аугсбург. Меня доставили в так называемый Лагерь 16, выдали удостоверение личности, а через три дня перевели в другой лагерь, где я провёл около двух месяцев. Оттуда я переехал в Иннинген, а через месяц вернулся в общежитие, где и живу по сей день.
17 октября мне разрешили начать интеграционный курс. Однако моя радость была недолгой. Я уже был зарегистрирован в Швеции, и из-за Дублинского соглашения меня должны были депортировать обратно через два месяца.
В четыре утра за мной пришли шестеро полицейских. Ещё четверо стояли у двери. Они сказали мне: «Собирай вещи, тебе нужно вернуться в Швецию».
Я попрощался со своим соседом по комнате, украинцем, и мы поехали в Мюнхен. Там я жил в доме, состоявшем всего из двух или трёх комнат. Стены в комнатах были довольно тонкими, и я слышал, как в соседней комнате плакал другой мужчина из Афганистана, умоляя: «Пожалуйста, пожалуйста, не отправляйте меня обратно в Беларусь!»
В принципе, меня депортация в Швецию не волновала.
Мой самолёт должен был вылететь в 10:30 утра, но у меня сильно болела спина и болело плечо, и я попросил заранее обратиться к врачу.
Должен объяснить, что в 2017 году в Швеции со мной произошёл несчастный случай во время катания на лыжах. Мы тогда были на школьной лыжной экскурсии. Я упал, сломал ключицу и ещё одну кость в плечевой области, и мне пришлось сделать операцию – довольно сложную процедуру, которая, вероятно, оставит шрамы на всю жизнь. Более того, боль возвращается, и с тех пор я также страдаю люмбаго при определённых нагрузках – внезапной сильной болью в пояснице, которая может привести к потере подвижности. Конечно, я не мог рассказать полицейским, что именно я делал, но люмбаго на самом деле было вызвано их безрассудной ездой. Они слишком быстро пересекли ограждение, и нас сильно зажало в машине.
Полицейский постарше, которого я попросил показать мне врача, сказал: «Не поднимайте шума. Меня вам не обмануть. Вы едете в Швецию?»
А я ответил: «Да, я еду в Швецию, но сначала мне нужен врач».
Затем я показал ему плечо. Увидев шрамы от операции, он сказал: «Хорошо, вы можете показаться врачу, но потом поедете в Швецию».
Врач дал мне обезболивающее и пообещал, что оно быстро подействует, и боль в спине пройдет через полчаса. Но этого не произошло.
Полицейские всё равно посадили меня в самолёт. Я им сказала: «Мне так больно, что я не могу сидеть. Я еду в Швецию, но смогу делать это только стоя или лёжа».
Тогда вмешался пилот и сказал: «Это абсолютно невозможно. Если он не сможет сесть, вам придётся его снова вывести; я его с собой не возьму!»
Поэтому офицеры снова вывели меня и сказали вернуться в убежище.
Я спросил, не отвезут ли они меня туда. В конце концов, они же меня тоже забрали, и я плохо себя чувствовал. Но они просто отвели меня к метро и сказали: «Посмотрим, как справишься!»
Я вернулся в убежище, но знал, что не могу там оставаться, потому что они попытаются снова. Во время моего недолгого пребывания в Берлине я познакомился с кем-то из церкви. Я связался с этим человеком, и она помогла мне спрятаться в Берлине до истечения срока моей депортации в Швецию, которая должна была за меня отвечать, согласно Дублинской процедуре.
После этого мой адвокат подал ходатайство о новой процедуре предоставления убежища в Федеральное ведомство по миграции и беженцам (BAMF). После слушания мне разрешили снова посещать интеграционные курсы, я смог продолжить практически с того места, на котором остановился, и мне даже повезло вернуться к тому же учителю.
Помимо изучения немецкого языка, я также много работал, зарабатывал деньги и завёл несколько полезных знакомств. Я хотел съехать из приюта, нашёл квартиру, которую мог бы оплатить сам, и уже имел на руках договор аренды, но в районном управлении мне сказали, что просителям убежища нельзя съезжать из общежития для беженцев.
В апреле пришло отрицательное решение. Моё ходатайство о предоставлении убежища отклонили. Мой адвокат немедленно подал апелляцию, и её удовлетворили, поскольку в отказе не было никаких веских причин, а ситуация в Афганистане кардинально изменилась.
Я совершенно не могу представить, чтобы снова там жить. Я уехал в пятнадцать лет и почти не общаюсь с семьёй. Мой отец и один из моих братьев умерли от COVID-19. Я до сих пор иногда присылаю матери деньги, но, к сожалению, наши отношения уже не очень близки. С другой стороны, у меня очень хорошие отношения с семьёй моей девушки в Швеции. Недавно она приезжала ко мне в гости, и мы собираемся пожениться. Но сначала она хочет закончить учёбу. Нам ещё нужно оформить кучу документов, и мы пока не знаем, как и где нам жить. Её мама из Шотландии. Возможно, мы даже переедем туда, поскольку мы оба говорим по-английски, и тогда ей не придётся учить ещё и немецкий. Но это ещё далеко. Как-нибудь справимся.
Для меня сейчас важнее и другое: мне посчастливилось найти обучение на электрика. И поскольку обучение начинается в начале сентября, а интеграционный курс заканчивается только в октябре, мне разрешили сдать экзамен DTZ раньше. Мой учитель посчитал, что у меня хорошие шансы получить сертификат B1 раньше, и я его не разочаровал. Я всегда хорошо и быстро учился, и я также умею справляться с этим самостоятельно. Что касается моих проблем с плечом и спиной, ортопед выписал мне устройство, которое немного облегчает боль, когда она возвращается.
Но я всё ещё жду решения о предоставлении убежища и надеюсь, что наконец-то смогу отдохнуть. Ведь с тех пор, как десять лет назад я покинул родину в Афганистане, я постоянно нахожусь на грани. Это неприятная ситуация.
Спасибо, Реза, за то, что у тебя хватило смелости рассказать эту историю здесь!